Свинья
В конце декабря 1985 года мы ушли из Северодвинска в базу. Накануне нашего отхода к нам в торпедный отсек рабочие нагрузили и набросали навалом бидоны с краской, рулоны линолеума, ковровых дорожек и пластиката, бочки с ацетоном, керосином, вязанки струганных дощечек и многое другое. Этими материалами был заполнен весь торпедный погреб. Нам сказали, что все это будет нужно для ремонта нашей казармы. Мы не возражали. Во время перехода все остро чувствовали нестерпимый запах ацетона. Болела голова и тяжко в висках стучал пульс, когда мы по тревогам сидели в отсеке. Доктор приходил к нам с прибором газового анализа и мерил, у него получилось 40 ПДК по ацетону. Из боезапаса у нас на стеллаже лежала одна практическая ракета, которая осталась с последней успешной стрельбы. Эту ракету мы привезли с собой в базу. Как только мы пришли в базу, к нам на лодку прибежали гражданские специалисты, выгрузили в считанные минуты все бочки, рулоны и увезли их в неизвестном направлении. Больше никто из нас этих строительных материалов не видел и ничего о них не слышал. В это время на пирсе начался торжественный митинг по случаю прихода нашей подводной лодки. Командующий флотилией лично вручил командиру жареного поросенка. После выгрузки стройматериалов на дне торпедного погреба мы увидели громадную лужу ацетона глубиной 5-7 сантиметров. Ацетон за все это время разъел до металла всю краску и клей, которым были приклеены резиновые коврики. Палуба торпедного погреба после такой обработки сверкала девственной чистотой. Чудом не случился пожар со всеми вытекающими последствиями, который мог возникнуть от любой искры. Усугубить обстановку могла практическая ракета, которую мы везли с собой. Она по странному стечению обстоятельств находилась на стеллаже прямо над торпедным погребом. Когда мы всю грязь убрали, я подошел к командиру и обо всем подробно доложил. Моему пределу не было возмущения. Я хотел узнать, кто подложил нам эту свинью или бочку с порохом? Командир на удивление ловко все развернул в мою сторону. Он обвинил во всем меня. Сказал, как вы могли допустить такое безобразие?
На ужин я как всегда опоздал. На всех столах в кают-компании стояли тарелки с нарезанными лимонами и горелым луком. Я вспомнил, что этими лимонами было украшено блюдо с жареным поросенком. Жрать было совершенно нечего. Свининой даже не пахло. А был ли поросенок? Лимоны со сладким и горячим чаем пошли просто на ура.
На следующий день к нам на подводную лодку в торпедный отсек пришел дежурный по дивизии капитан 2 ранга Смелков. Он увидел на стеллаже ракету и спросил, почему у вас на борту боезапас, а вахтенного торпедиста нет в составе дежурно-вахтенной службы. Надо мной домокловым мечом повис его вопрос и неотвратимо следующее за ним суровое наказание. Во рту пересохло. Ситуацию спас мой старшина команды торпедистов мичман Веселов, который ответил – так это же не практическая ракета, а УДМ. Я энергично закивал и горячо подтвердил его слова. Смелков не посмотрел на маркировку, нанесенную на борту у ракеты, а опрометчиво поверил нам на слово. Пронесло. Учебно-действующий макет с точки зрения пожарной безопасности абсолютно безопасная железяка, так как внутри имеет только электронную начинку не то, что практическая ракета с ее твердотопливным пороховым ракетным двигателем. ВОТ ТАК.
