payday loans

Мухтарова А.С.

Мухтарова А.С. Из воспоминаний жены командира БЧ-3 подводной лодки Б-36 участника «Карибского кризиса»

29 сентября 1962 года я выписалась из больницы и шла домой, где меня никто не ждал. На душе было очень тяжело и одиноко. Совсем недавно, месяц назад, мы отдыхали на юге, я ждала ребенка, все было так хорошо. Неделю назад я потеряла ребенка, а муж находился в Сайда губе, куда отправили несколько подводных лодок для подготовки к походу.
В этот же день ко мне прислали матроса – вестового, который объяснил мне, что я одна не попрощалась с мужем, завтра в 9 утра от штаба отходит катер – это последняя возможность, они уходят. На следующее утро катер быстро доставил и пришвартовался в Сайда губе. Место было укромное, слегка прикрытое скалами, где стояла плавбаза «Дмитрий Галкин» и 4 подводных лодки.
Меня сопроводили на плавбазу и указали каюту, где я должна находиться, и было сказано, по возможности, муж подойдет к вам. С первой минуты было понятно - обстановка напряженная, идет серьезная подготовка к отходу. Отовсюду: сверху, снизу отдавались приказы, что-то перевозили, грузили, шел такой грохот до самого вечера. За день муж заходил 3 раза, ненадолго.
Через час он зашел и стал спрашивать как я оказалась в больнице, как здоровье, но минут через 15 его позвали – я понимала, что очень уж все серьезно, не до меня. Обед он попросил принести на двоих в каюту – единственная возможность, когда мы смогли поговорить.
Днем заходили офицеры с различными просьбами: кому нужно передать письмо, кому переслать. Холостяки просили переслать деньги родителям, держа наготове адреса и деньги – время было мало.
К вечеру зашел муж и сказал, что он идет на лодку, сойти больше не сможет. Мы попрощались, я пожелала удачи, удачи, и еще раз удачи. Давила эта неопределенность, все-таки куда, зачем, на сколько? Пока этого никто не знал.
Вскоре на плавбазе наступила полная тишина. Было уже за полночь, в каюту постучали. Боцман сказал пора, одевайтесь теплее - и мы пошли на верхнюю палубу, муж заранее попросил его о том, чтобы я смогла проводить их. На нижней палубе стояли командование флота и представители от главкома. Я видела, как по очереди каждый командир отчитывался о готовности к походу, и в ответ получал различного рода напутствия и рекомендации.
Затем началось движение (в то время не было принято, но что-то меня осенило, и я стала крестить каждую уходящую лодку). Первая лодка повернула от места стоянки и по прямой пошла по заливу. На какой из них был мой муж, я не знала. Старые бортовые номера были закрашены. Когда первая лодка заворачивала за скалу, выходила вторая, и так они шли с интервалом в 20-30 минут. Последняя лодка выходила – уже начинался рассвет. Утро было хмурое, холодное. Темно-серые облака висели низко, как бы сливаясь с серо-свинцовыми волнами, в воздухе стояла небольшая туманная дымка. Вот так они уходили. Боцман сказал мне, что катер на Полярный будет через час- полтора. Вам сообщат – идите, погрейтесь, в каюту. В каюте я подошла к иллюминатору - ждала катер. Мне казалось, что я не плакала, но слезы невольно текли по щекам.
По прибытии в Полярный, я подумала, чем бы себя занять и решила пойти на курсы кройки и шитья при Доме офицеров, которые начинались с 1 октября. Семьи, в основном, разъехались. С нашего экипажа осталась жена командира с детьми, помощника с дочерью и я. На других экипажах семей оставалось также немного. Мы договорились, если что-нибудь будет известно – сообщать друг другу.
После 20 октября стали появляться в прессе небольшие сообщения, что не все спокойно в районе «Карибского моря». Затем объявили по радио, что Джон Кеннеди, президент Америки, выступил по телевидению о введении на Кубу строжайшего карантина, с целью недопущения на остров советского наступательного оружия, а затем была объявлена морская блокада Кубы. Хрущев, в свою очередь, тоже выступил, где заявил, что если будут обыскиваться советские суда в открытом море, то он прикажет своим подводным лодкам потопить американские военные корабли. Сомнения уже не было – речь идет о лодках, где находятся наши мужья. Затем последовал приказ Министра Обороны Малиновского об объявлении наивысшей боевой готовности страны.
Гражданское население жили более-менее спокойно, и только те, которые имели какое-то отношение к этим событиям, кое-что знали и понимали, жили в постоянном страхе, что будет дальше. Так продолжалось несколько недель. В газетах не было ничего утешительного – одни угрозы с одной и с другой стороны. Однажды, выходя после занятий из ДОФа, на котором был установлен громкоговоритель, я услышала о снятии наивысшей боевой готовности страны – это было 21 ноября. Потихоньку стали успокаиваться. В декабре нам сообщили, что мужья возвращаются домой, после 20 декабря - уже конкретнее, кто и когда. До нового года пришли все. Я никогда не забуду, что эта была за встреча. Катер причалил, и мы: жены и дети, смотрели как они выходят. Каждый искал своего мужа, отца – все целовались, обнимались, плакали от радости. Внешне они были уставшие, не бритые. Такое впечатление, что они вернулись после войны. Мы же были рады, что все они вернулись, целы и невредимы.
Через несколько месяцев моему мужу был вручен орден «Красной Звезды» за тот поход, а в октябре у нас родилась дочь Юлия, которую прозвали «кубиночка».

Мухтарова Алла Сергеевна